С Шекспиром Морфов обошелся по-свойски, словно это какой-нибудь автор новой драмы половину героев вымарал, текст использовал как сценарий для импровизации, а главное — поменял местами фарс и лирический сюжет. Шекспир писал так называемую свадебную маску — немудреную комедию к торжеству бракосочетания почтенных людей. Играли подобные комедии не в театре, а во дворце, где происходила свадьба, главные действующие лица — непременно из античного мифа — не скупились на комплименты английской королеве XVI века Елизавете, а сами отличались несказанным благородством и красотой. И шекспировские Тезей и Ипполита, которые вот-вот станут мужем и женой, все эти негласные предписания жанра исполняют аккуратно. Есть в пьесе и другая царственная пара — царь и царица эльфов Титания и Оберон, которые некоторое время разыгрывают комический вариант семейной жизни — Оберон из ревности к юноше, которому Титания уделяет чересчур много внимания, с помощью магического цветка заставляет ее влюбиться в осла. Но к финалу недоразумения высокопоставленные эльфы, одумавшись, являются на свадьбу Тезея вполне благообразной парой.
У Морфова Тезея, а заодно и Оберона играет Александр Большаков — актер на амплуа «бандит в законе», человек-зверь, в том смысле, что инстинкты у его героев на первом месте и программируют действия. Бритый череп и смокинг Большаков носит, будто так и родился. И было бы, конечно, забавно, если б такой вот персонаж вдруг стал превозносить власть, но болгарину Морфову странно было бы увлечься российскими политическими играми. Его расклад — это взгляд на сегодняшний мир вообще — что нынче в нем подгнило, а что сохранило некоторую свежесть.
За свежесть-то в спектакле отвечает весьма нелепая на первый взгляд компания. Любителей, которые приглашены во дворец, дабы разыграть представление для новобрачных — у Шекспира окончательных идиотов, над которыми не грех гоготать от пуза, — Морфов превращает в безумцев, одержимых театром. Собственно, из восьмерых членов труппы к профессионалам относятся только трое: режиссер Питер Пень (Сергей Бызгу), жена режиссера Мэри Пень (Маргарита Бычкова) и монтировщик-бутафор и реквизитор в одном лице Том Штопор (Владимир Крылов) — человек, который чем больше пьет, тем лучше работает. Они, а также гигантский негр с речевыми дефектами, фактурный толстяк-девственник, глухой идеалист и музыкант с восточной внешностью разыгрывает нежную клоунаду, где не только все лучшее, но и все худшее, что есть в театре, оправдывается чистотой и возвышенностью помыслов.
Спектакль начинается с речи режиссера — Сергея Бызгу перед толпой неотесанных новобранцев. Это, разумеется, набор общих мест, но, оказывается, если их произносит маленький человечек с тщеславием Карлсона, но с душой полунинского Асисяя, то театр автоматически превращается в храм. Все, что делает Бызгу, — произносит ли «Друзья! Друзья!», обращаясь к актерам, или велит «обживать» лужайку во время репетиции, или по-матерински утешает провалившихся, — так же гомерически смешно, как любой жест Луи де Фюнеса. Но если есть в спектакле бескорыстная любовь — так в подробностях, которые Морфов, Бызгу и К° собирают на сцене в романтический театральный портрет.
Чтобы высокопоставленные гости не скучали на свадьбе, Шекспир начинил комедию превращениями и волшебством — стоит любому персонажу смазать глаза соком цветка Амура, и он влюбится в первого, кого увидит, открыв глаза. Сюжет составляет невинная путаница среди четверки влюбленных молодых людей, которая разрешается ко всеобщему счастью. У Морфова все чудеса творит Пэк — шекспировский добрый дух, здесь — незаменимый референт главного босса, который равно ловко принимает гостей и носит нелепейшую юбку эльфа, чтобы ублажить хозяина (большая актерская удача Александра Рониса). Это он расставляет фонари лампами вверх — столбы света, как выясняется, изумительно играют роль стволов в густом волшебном лесу; это он зажигает сотни мелких лампочек и заставляет их мигать так, чтобы казалось, будто звезды водят головокружительный хоровод. Вопрос: для чего все эти чарующие чудеса? Ясно как минимум, что не для прогулок при луне — Тезей, который во сне (а может, в игре) превращается в Оберона, романтики лишен начисто: во дворце он чуть не заглатывает невесту на глазах у публики, а его король эльфов излучает только одну эмоцию — холодную ярость мстительного хищника. В конце концов, отправив Титанию ублажать осла, он сворачивает юному сопернику шею (ничего такого Шекспир, конечно же, не предполагал).
Назвать невинными игры, которые затеял Морфов, язык не поворачивается, хоть они и умопомрачительно красивы (художник — Тино Светозарев). И очень не случайно сок цветка, щедро выжатый Обероном из зерен граната, так однозначно рифмуется с кровью. И когда Александр Ронис, вновь одевшись в смокинг, предлагает всем представить «будто вы заснули и перед вами сны мелькнули», отделаться от этих снов не проще, чем от кошмаров про дядюшку Крюгера.
Утешает, пожалуй, одно: в лесу Пэк заводит шашни с милой девчушкой и временами льет на сцену дождь, от которого даже Оберон вынужден прятаться под зонтиком. Как-то отрадно думать, что за погоду и иные глобальные события в мире отвечают прекрасные бескорыстные существа.
Жанна Зарецкая,
Вечерний Петербург от 23 апреля 2007 г.