Александр Новиков и не мечтал о театре. Он поступил в ЛГИТМиК на курс к Игорю Владимирову нелогично, после школы, на голубом глазу. Тот румяный наивный мальчик из интеллигентной ленинградской семьи врачей превратился в умного, в меру упитанного мужчину в полном расцвете сил и недавно получил звание заслуженного артиста России.
Истинный «владимировец». Ярый приверженец «старой школы». Ценит чутких партнеров, тоскует по лучшей мировой драматургии. Хотел бы выходить на сцену в сложном гриме. Противник надрыва, не любитель вздутых жил и пафосного серьеза. Жгучий поклонник почти утерянного жанра — оперетты, в которой весьма органичен. Без страха и упрека, без вредных привычек. Не был, не состоял, не замечен, не привлекался. Такие загадочно-правильные личности, большие оригиналы, вызывают почтительный трепет. Про таких спел Гребенщиков: «Есть люди, у которых обращаются на «вы». От имени таких написал Шмитт: «Оставьте нам сцену, а жизнь мы оставляем вам».
Он трудоголик: отдыхать не умеет, не любит, а потому как бы и не успевает. У него если не спектакли утром, днем и вечером, так непременно какая-нибудь репетиция или съемка.
Он регулярно ходит в театры. Собираетесь на премьеру — приготовьтесь, что встретите в фойе возбужденного артиста Новикова, который рвется за кулисы поздравить с успехом — или норовит по-английски, не прощаясь, сбежать в антракте, если обнаружил провал.
Он очень общительный. Идете в театральный буфет — знайте, что наткнетесь на артиста Новикова, независимо от того, занят он сегодня вечером или нет, голоден он или сыт. Он должен поглощать театр в собственном соку. О, слышали бы вы, как он разбирает спектакли! Ему бы рецензии в прессу писать. А видели бы вы, как он работает над ролью! Если бы все режиссеры прислушивались к его советам…
Талант его многогранен. О том, как он складывает слова в рифмы и как гомерически смешно ведет капустники и чествования, ходят по городу легенды. Он чуть ли не с младенчества освоил ударные инструменты и научился пленительно исполнять романсы.
В детстве от культпоходов увиливал, но как был силком приведен однажды в театр им. Ленсовета на «Малыша и Карлсона», а затем случайно попал на «Вы чье, старичье?», так и ходит туда с тех пор каждый день на работу. В детских спектаклях был и тем самым Карлсоном, и енотом, и псом, и котом. А во взрослом репертуаре как будто скромничает.
Артист Новиков предпочитает быть не в роли, а словно рядышком, искоса наблюдая. Завидная самоирония — но обидная робость и промедление. А режиссеры-то любят его! Он может быть мудрым шутом, хитроумным плутом, ушлым притворщиком. Смех в зале почуяв, так разойдется — животики надорвешь. Справедливо считается, что Новиков — лучший в городе комик, причем потенциально — уровня Евстигнеева, Леонова, Папанова, Плятта. Осталась ерунда: вздохнуть — и донырнуть до их глубины.
У Новикова пламенная страсть к вводам. Обычно артисты этой ситуации словно стыдятся, а он рад-радешенек, если доведется впрыгнуть в чью-то размятую, тепленькую роль. Так было в спектакле «Фредерик, или Бульвар преступлений», где Новиков за несколько лет прошел путь от помрежа Антуана до любимой своей роли дебелого драматурга с говорящим псевдонимом Му де Звон.
Первая попытка сыграть на сцене героя-любовника была предпринята 12 лет назад в спектакле «Лицо». Не убедил, как и в образе робкого Клеанта в «Мнимом больном». Любовь сценическая становится органичной артисту Новикову сегодня: без мелодрамы и пафоса, зато с коварством или обреченностью, с бедой за спиной, с камнем за пазухой.
Отлично получаются у Новикова уморительные простаки. Интересно, что внешний вид персонажей с внутренним миром артиста не совпадают совершенно. Пентюх или недотепа, шалунишка или разгильдяй, переросток или подкаблучник, как готовые образы, не имеют ничего общего с реальным Александром Марковичем Новиковым. Он строг и справедлив. Он в гневе страшен. Он упрям. Он не изменяет себе внутренне и почти не меняется внешне. Все так же похож на медведя-увальня, только все реже прикидывается на сцене животными или детьми: меньше хлопочет, колоритнее интонирует, становится все острее и трогательнее. И вот уже благородная седина в голову. Осталось дождаться беса в ребро. Обыкновенного чуда. Главные роли — не однозначно положительные, как бухгалтер Генри «Смешных деньгах» Рэя Куни, а подлинно трагифарсовые — ждут его.
Артист Новиков максимально органичен в классике: ему невероятно подходит век девятнадцатый, тем паче Возрождение. Он мечтает о Гоцци, Гольдони, Мольере. Он мог бы стать шикарным Подколесиным в «Женитьбе». В последнем сезоне любопытна роль бесхарактерного Милана в спектакле «Night & Day» по современной пьесе Биляны Срблянович «Саранча». Тут уже виден новый Новиков: обозначена боль, но душевные шрамы словно нарисованы, видна судьба, но унижение прикрыто сарказмом.
Последняя премьера совсем неожиданная: хитовая пьеса Мики Мюллюахо «Паника. Мужчины на грани нервного срыва» в постановке Александра Баргмана в «Белом театре». Эффект, как у булгаковской старушки, что пешком за тысячу верст «пришла на собачку говорящую посмотреть», а увидела шантрапу Шарикова. В откровенной истории про фобии и комплексы обнаруживаем, что наш забавник, наш чаровник Сашечка Новиков… смачно ругается матом! И откуда же, мама дорогая, он слова-то такие знает? Покуда персонаж — 40-летний инженер Лео, этакий финский Митрофанушка — погружается в ад кризиса среднего возраста, артист встревожен: не режет ли слух грубый текст из его уст? Да что там, вроде обычное дело для «новой драмы»… Но именно бранящийся Новиков производит странное впечатление. Лучше бы мы этого не слышали, как не слышим о его личной жизни, которую в лучших традициях Большого Артиста обнес Новиков высоким забором с колючей проволокой. И честь ему, и хвала за то, что мы никогда не узнаем, влюблен ли он, есть ли у него дача, умеет ли он печь пироги и как выглядит его спальня. Дистанция огромного размера — между талантом и поклонниками — должна быть всегда.
Мария Кингисепп
«БлогСлов», Июль 30, 2008