В углу сцены лежит огромный цирковой шар — синий с желтыми звездами. В теплых рассветных лучах прожектора двухэтажная хибара, выстроенная художником Александром Горенштейном, кажется уютным жилищем. На крыльце появляется лохматый человечек (Сергей Бызгу) и сладко потягивается. Стрекочут цикады. Голос из динамиков (принадлежащий артисту Александру Баргману) объясняет публике, что человечек — единственный клоун, который еще и ходит по канату и глотает шпаги, но на крыльце он возник вовсе не для того, чтобы сделать утреннюю зарядку. В советских киномелодрамах 60-х годов закадровый голос (аудиоэквивалент всевидящего ока) указывал герою направление пути или останавливал у опасной черты. У Морфова невидимый доброжелатель тоже помогает герою — рекомендует наиболее гуманный вариант суицида: снотворное на тумбочке у жены. С помощью таблеток милейший Октавио и сводит счеты с жизнью. На том безмятежный пролог заканчивается. За ним следует безумный день, который поначалу напоминает в лучшие моменты латиноамериканское, а в худшие — отечественное телемыло. Но это только поначалу. Дальше становится значительно интересней.
Болгарина Александра Морфова в Театре им. Комиссаржевской боготворят и актеры, и руководство. Его первый поставленный здесь спектакль, «Буря», попал в афишу «Золотой маски». Он радикально отличался от крепких мелодрам, идущих на этой сцене, прежде всего тем, что превращал театр в опасную — как прогулка по канату — игру, где тотальной иронии подвергалось все, к чему прежде здесь относились с умилением: трепетное чувство двух юных сердец, нерушимый семейный кодекс, высокая миссия художника и, уж разумеется, коленопреклоненная религиозность. Поставив в Комиссаржевке четыре спектакля, Морфов последовательно разделался со всеми местными предрассудками. И теперь вот затеял буффонаду на тему всего сразу, ну разве что Бога оставил в покое. Зато походя разобрался с создателями и любителями сериалов — главного массового увлечения современности.
Кто подумал, что в ветхой постройке обитают живущие одной семьей комедианты и циркачи, сильно ошибся. Хоть автором пьесы с оригинальным названием «Тощий приз» и числится кубинец Эктор Кинтеро, на сцене обыватели: дебошир Эвелио (Иван Васильев), его эффектная супруга в бигуди под шелковым платочком Лола (Ольга Арикова). Пока муж ратует за объединение Кубы и Латинской Америки, жена, вручив новорожденного ребенка одной соседке, целуется с мужем другой, шифрующимся под простачка мелким наркоторговцем (Владимир Крылов). Соседки тоже весьма колоритны: безответная козочка Тереза, знающая наизусть Хемингуэя (Евгения Игумнова — редкая актриса, которой равно по силам и героини, и нелепые персонажи), и шумная алкоголичка Кармелина, появляющаяся на людях в манерной шляпке и кружевной комбинации (Александра Сыдорук). Обеих ждет личная драма: во втором действии Тереза будет носить кофе в постель любовнице супруга, хлыщеватого Рауля (Родион Приходько), а Кармелина и вовсе потеряет мужа, который переберется в комнату к той, с которой он обменивался страстными поцелуями. Добавьте к названным героям трансвестита Жаклин, полицейского, сутенера — и картина еще не будет полной.
И вот эдакий актерский табор господин Морфов умудрился организовать и связать такими тесными драматическими нитями, что постепенно сравнение с мыльными теледрамами отпадает. На ум скорее приходят большие и шумные итальянские семьи в фильмах неореалистов — особенно после появления на сцене вдовы Хуаны (Оксана Базилевич) с сыном-переростком (Денис Пьянов), везущим инвалидную коляску, в которой, точно на троне, восседает мама Чоли (артист Анатолий Горин и раньше имел репутацию приличного комика, но теперь понятно, что он комик выдающийся). За этим балаганом легко разглядеть и сегодняшний мегаполис в миниатюре — шумный, мелочно-материалистичный, безнадежно-жестокий. Но важнее всего тут — кого режиссер выбирает в герои.
Не циркача Октавио — тот тоже не без червоточины. В первом действии он проходит по разряду юродивых: когда не пробует покончить с собой, учит окрестных детей цирковым премудростям, играет на мыльных пузырях металлофонным молоточком и ведет безмолвный диалог с ангелом (Елизавета Нилова). Во втором же выясняется, что самоубийство клоуна — месть жене, которая добилась его увольнения из цирка при помощи справки от врача, подтверждающей эпилепсию. Зато жена Октавио Илуминада — явление уникальное. Ее играет Маргарита Бычкова. И если внешне героиня выглядит как соседка по даче: рыжие волосы, взбитые мелкой химией, розовые бриджи в горошек, обтягивающие неправдоподобно выдающийся зад, — то по сути это феллиниевская Кабирия, но с ярко выраженным материнским чувством. Это она получает приз в виде личного дома, который после уносит ветром, это она раздает свое имущество соседям, и это ей в итоге ничего не остается, как напялить балетную пачку, приставить к губам трубу и, к радости «своего маленького» мужа, отправиться вместе с ним в дальний путь, поинтересовавшись перед решительным шагом: «А я не слишком стара для этого?» И услышать в ответ: «Стара — это еще лучше. Смешнее».
Жанна Зарецкая
журнал «Афиша», 28 октября 2009