В новом спектакле «Испанская баллада» актёры играют внятно и страстно
В Театре им. Ленсовета вышел спектакль по роману Лиона Фейхтвангера «Еврейка из Толедо». Называется он «Испанская баллада», баллада и вышла: прозрачный полумифический сюжет, ансамбль фламенко, задающий ритм, актеры, играющие так же внятно и страстно, как во времена Игоря Петровича Владимирова. Роль кастильского короля Альфонсо X сыграл Семен Стругачев и это, пожалуй, открытие знаменитого на всю страну комика в совершенно неожиданном качестве. Но начинать разговор о спектакле надо с постановщика – московского режиссера Гарольда Стрелкова.
Немного найдется режиссеров, которые отчетливо понимают, что психологический театр чеховско-станиславского толка завершил свое существование, и уж совсем мало тех, кто сознательно ищет новые формы того, что Пушкин назвал «истиной страстей и правдоподобием чувств». Московский режиссер Гарольд Стрелков – как раз из таких. Он учился у большого мастера режиссуры Петра Фоменко и унаследовал от учителя главную составляющую его театра – ставку на актера, на его темперамент и единомыслие с режиссером.
Каждый второй режиссер нынче начинает свою карьеру с лозунга: «Вернем сцену актеру», а заканчивает громоздкими и невнятными режиссерскими построениями, сквозь которые артисту не продраться. Больше всего нынешние постановщики боятся элементарных чувств и сюжетов. Все простые истории у нас показывают в чёсовых антрепризах, и даже лучшие из них эксплуатируют актерские штампы в комедийном жанре и только. Сыграть немудреную, но серьезную достойную песни историю про любовь, ненависть, ревность – это для артистов и режиссеров задача, как правило, уже невыполнимая, и решается она так: приглашается орава помощников, осветители, хореографы, вокалисты, не говоря уже о художнике – и все они работают на то, чтобы скрыть режиссерскую беспомощность и актерскую фальшь. Тип драматического концерта – самый распространенный тип нынешних «романтических» зрелищ. Так вот, режиссер Гарольд Стрелков вроде бы и вытащил на сцену целый ансамбль фламенко – в самом деле роскошный – но определил ему четкое место: окантовки, прекрасной рамы для страстных картин, где действующие лица достойны рембрандтовских полотен, хотя действие пьесы происходит гораздо раньше, в XIII веке, в эпоху яростных крестовых походов.
Актер Александр Новиков легко и убедительно играет наивного служителя церкви, для которого в начале действия мир выглядят элементарным букварем, где понятия греха и подвига очевидны – потому он и берется за летопись. А к финалу, пребывая рядом с королем, то есть, с его вроде бы абсолютно греховной страстью, приходит к другому выводу, гораздо более бесспорному: история – мертвая наука, потому что она не оживляет людей, а раздает им оценки, всегда уязвимые. Он чуть не плачет, разрывая в клочья свои манускрипты, отчего становится ясна главная идея спектакля – история сбрасывает со счетов любовь, ту самую, которая, на самом деле, и определяет ее ход. Поэтому надо оставить историю сказителям и бардам, для которых человек и его чувства важнее фактов. В этом убеждении режиссер полностью совпадает с писателем.
Стрелков, словом, излагает роман Фейхтвангера так, что он укладывается в короткую балладу, для пересказа хватит трех предложений. Король-крестоносец, забавляющийся на досуге тем, что рубит головы неверным, влюбляется в дочь еврея, которого только что назначил министром финансов. Прекрасная еврейка отвечает ему взаимностью, и вырвать его из сладких объятий возлюбленной может только известие о болезни сына. Сын умирает, король, дабы замолить грехи, устраивает военных поход и проигрывает войну, а рыцари, подстрекаемые королевой, под видом народной мести неверным, зверски убивают министра финансов и его красавицу дочь. Здесь нет ни глубокомысленных монологов, ни лихого сюжета, что только успевая соображать, кто кому дядька, ни, главное, нарочитой двусмысленности в каждой реплике. Тут что ни сцена – то проживание на пределе возможностей самых корневых чувств: любовной страсти, ярости, ненависти, ревности, жажды власти. Это и есть азбука актерского искусства, без которой двух шагов по сцене не пройдешь.
Суровый пейзаж сцены у Стрелкова тоже сложен из первоэлементов, но природных – кожаные тюки, деревянная плаха на месте рампы, металлические топоры и цепи (художник Александр Липовских). Иногда в самом центре возникает ложе с золочеными решетками и под балдахином – так выглядит на сцене старый замок Альфонсо, где он укрылся с еврейкой Ракелью. Но более всего впечатляют актеры, каким-то удивительным образом сохранившие в памяти чувства, которых в реальности уже не встретишь. Семен Стругачев вдруг обнаружил способность играть чистую страсть – без лирики и без похоти, не знающую стыда и не умеющую ждать. Обласканный, этот Альфонсо превращается не в менестреля, а в послушного детеныша. Ракель Лауры Лаури – это уже готовая Джульетта, и самое занятное, что в других ее ролях темперамент такого масштаба даже не угадывался. И почему бы теперь, собственно, Сергею Мигицко не сыграть Шейлока? – думается в те минуты, когда артист обходится без карикатурных красок. А сцена убийства, которая поставлена в стиле режиссера Камы Гинкаса, поперек текста Фейхтвангера, - это еще и очень сильный режиссерский ход. Вместо кровавой бойни – тихий, такой, что приходится прислушиваться, рассказ старого еврея и его дочери о том, как их убивали. Спокойный, как рассказ мертвецов, которые уже недосягаемых ни для боли, ни для человеческой нетерпимости. Во время этой сцены они, ей богу, выглядят как Лир и Корделия. А Стругачев – так это Макбет: буйный, страстный, совершающий убийства не ради власти, а ради любви к своей прекрасной королеве, которую вполне осилила бы Елена Комисаренко – здесь покинутая королева и убийца.
И это я не медали на грудь раздаю. Это я со всей ответственностью утверждаю, что режиссеру Гарольду Стрелкову удалось вернуть значительную часть труппы Театра им. Ленсовета, который без большого куража искал своего счастья в бульварных сюжетах, в лоно высокого поэтического театра. Такого радикального поворота уж точно никто не ожидал. Тем приятнее было обмануться.
Жанна Зарецкая,
Газета «Вечерний Петербург», 2008, 13 февраля